Л. П. Карсавин
Отчего так быстро развалилось русское государство? — Вопрос, поставленный неправильно и, во всяком случае, устаревший. Ведь русское государство не развалилось, а перестроилось, переродилось. Речь, стало быть, должна идти не о том, почему и как оно погибло, как и во что оно переродилось или, по крайней мере, перерождается. Но ставить последний вопрос значит ставить вопрос о революции.
Странное дело: официальная русская историография, вероятно — для того, чтобы не наводить русских людей на размышления о революции, не называла революцией московской смуты ХУ1-ХУ11 вв. (со включением или исключением эпохи грозного царя), русские же люди официальной терминологии наивно поверили. В сознании русского интеллигента и даже русского историка революцией считалась великая французская, которую усердно изучали, впрочем, плохо понимая, английская, которой совсем не знали. А отсюда понятие революции без особенного разбора и размышления распространялось на всякие перевороты, только не на Смутное Время.
— Недоразумение, богатое последствиями. В самом деле, когда изучали Смуту, тогда, не сбиваемые термином «революция», улавливали более или менее смысл этого исторического процесса. Тогда понимали, что дело идет о своеобразном перерождении исторического организма, называемого Россиею. И если Смута представлялась периодом упадка русского государства, все же она воспринималась как период временного резкого падения одной и той же линии непрерывного развития. Не было внешних, механических схем, в которые бы втискивался исторический процесс, не было «рационализма».
Зато в представлениях о революции и внешних схем, и рационализма было сколько угодно. Правда, очень часто с глубокомыслием высказывалась вполне справедливая, но не слишком новая мысль: революция не что иное, как быстрая эволюция. Однако дальше голословного и, можно сказать, безотчетного высказывания этой мысли не шли. В общем революцию понимали как своеобразный сознательный акт, как планомерную деятельность народа, адекватно выражаемую революционною идеологиею. И в этом смысле говорили, да еще и говорят о «завоеваниях революции», в этом смысле занимались и еще занимаются «подготовкою революции».
Такое рационалистическое понимание революции неизбежно превращается в ее непонимание. Немудрено, что, проглядывая ее существо, вместо того, чтобы ее изучать, занимаются ее оценкою. И здесь очень легко бывает вскрыть наивность, абстрактность, нежизненность революционной идеологии и распространить получаемые выводы на сам революционный процесс. Тогда процесс этот предстает как бессмысленный и чисто разрушительный.
А между тем мало-мальски знакомый с историей человек не может отрицать того факта, что всякая несомненная «великая» революция в конце концов приводит государство к действительному обновлению и усилению. Так революционная эпоха в Риме закончилась созданием принципата и последним расцветом эллинистической культуры. Так английская революция является началом английской империи, «владычества на морях», а французская, выразившись в империи Наполеона, заканчивается консолидацией Франции и расцветом демократии в континентальной Европе. Русскую Смуту ХУ1-Х11 вв. можно понять и правильно оценить только в ее последних следствиях — русской империи.
Ваш комментарий будет первым